— Атас, — комментирует артобстрел Леха, не отрывая взгляда от экранчика видеокамеры. — Я такого даже в кино не видел.
— Корабль побольше снимай, — посоветовал я. У меня была другая задача. Я высматривал в недавно купленную оптику MARCH-F 3x-24x52 на моем любимом "Вепре" людей на борту черного судна. Мне казалось очень важным выяснить, будут ли похожи эти "канониры" на тех, с разноцветными поясами. Не из одной ли, так сказать, бочки их разлили? — Броню видно?
— Че это тебе, броненосец "Князь Потемкин Таврический" что ли? — хмыкнул мичман, тем не менее переводя окуляр на судно.
— А мне похрен, — протянул я. — Тут у нас специалистов и кроме меня завались. Главное, чтоб не пришлось гаубицу у военных тырить. Или чем там еще можно было их броню расковырять?
— Тю. Это, судя по всему, паровой корвет. И то — не большой. Сколько в нем? Метров пятьдесят? Если бронепояс и есть, так он только по бортам. Ниже ватерлинии его точно нет.
— Рентген, — пожал я плечами, поворачивая ствол винтовки на берег. Людей на палубе корвета было полно, но на наших старых знакомцев походил только один. Да и тот стоял на коленях и держал руки за спиной. И если на запястьях у него не найдется метра прочной веревки, я готов съесть собственную бандану.
И те двое, один помогал бежать второму, явно раненному, что покинули развалины острожка и торопились укрыться в лесу, такие же, опоясанные разноцветьем ткани.
— Смотри, братан. Мое дело предложить. Никто тебя за язык не тянул. И не говори потом, будто я тебе гаубицу зажал.
— А че сразу? — Леха от возмущения даже камеру на минуту оставил. — Пушка она и есть пушка. Большим мальчикам — большие игрушки. Яб сейчас этим демократам засадил бы по самые помидоры…
— Почему демократам? — удивился я.
— Так а кто еще лупит из пушек по тем, кто не может пальнуть в ответ? Демократы и есть. Общечеловеки, блин, и либерасты. Ты глянь, чего они с пленным делают!
— Ого. Не думал, что ты политикой интересуешься, — переводя обьектив прицела на судно, открыл я в родном брате прежде неведомое.
— Вот засадили бы тебя в говнище по самые уши пару раз такие вот… — Леха неопределенно пошевелил пальцами-сосисками. — И ты бы начал. Интересоваться, блин. Глянь, Дюш! Охренеть!
Брат был прав. На палубе черного корвета перед нами разыгрывалась трагедия, от которой действительно можно было охренеть. Один из членов экипажа сначала пытался что-то выспрашивать у пленного. А потом, на каждый вопрос получая только отрицательное качание головой, вдруг вытащил из-за пояса пистоль и тут же разрядил его в голову стоящего на коленях человека.
Тело пару раз дернуло ногами в агонии, нечаянно задев "следователя" и только потом, наконец, замерло. И эта "пляска смерти" вызвала приступ смеха у стоящих рядом моряков.
— Не, ну не падлы ли? — горячился мичман. — Фашисты, блин! Гестаповцы! А сученыш этот даже в лице не изменился. Прихлопнул человека, как комара…
— Лихо ты этикетки клеишь, — совсем чуточку, чтоб не сбивать прицел, качнул я головой. — Либерасты, фашисты… Я вот наших либералов Ельцинских с нежностью вспоминаю. Они страну грабили, а мы их самих. При либералах мы силой были. Не то, что теперь… Кое-кто из пацанов комерса строптивого мог и вот этак вот… Маслиной в лобешник. А и сам-то ты чего? Врагов глушил и слезы по ним лил?
— Ну не лил, — рыкнул брат. — Но и вот так, хладнокровно, пленного бы не смог привалить. Надеюсь, и ты, брат, в банде своей не совсем еще скурвился, чтоб безоружному… в лоб… Опа на! Зырь, бандюга, какой персонаж у них на шкафуте нарисовался. Старый знакомый, якорь ему в задницу!
— Васька, — искренне обрадовался я. Не так от лицезрения алтайца, как от того, что явление пропащего пастуха само собой закрыло ту скользкую тему. Куролесили мы в девяностые — мама, не горюй. Того урода, что Коленковского старшего брата завалил, мы именно так — пулей в лоб, и казнили. И за все прошедшие с той поры годы, не было ни единой минуты, когда бы я о том своем деянии пожалел. Но брату о том лучше не знать.
Тем временем тот же самый "следователь" принялся приставать к нашему современнику. Ну в смысле — вопросы начал свои задавать. И нарвался на целую лавину ответов. Васька, раз уж матросы не догадались ему запястья связать, еще и руками размахивал. Жестикулировал, бляха от ремня. И вскоре добился того, чего хотел. Любопытный офицер — а кем он еще мог быть, если все его приказы простыми матросами исполнялись беспрекословно — поморщился, а потом и вовсе отвернулся. И этой секунды Ваське хватило на геройский подвиг. Алтаец оттолкнул ближайшего к борту охранника и выпрыгнул в море.
— Дельфин, — прокомментировал Леха. — Афалина, однозначно. Сейчас ему его дурную башку и продырявят! Надо бы помощь оказать. Соотечественнику.
— Класс, — прицельная сетка Illuminated FML-1 была непривычной, не "елочка" как на СВД, а крест из линеек, но, командующих десантом офицеров выцеливать было легко. Не напрягало, короче. — Это мы завсегда. Ты типа уже пищи, чего-то вроде "наших бьют", и будем пояснять фраерам залетным о попутанных рамсах…
— А почему — пищи? — поймался на прикол здоровенный старший мичман.
— Чтоб позицию нашу не демаскировать громкими криками, — с готовностью пояснил я. Васька догадался нырнуть, и конечно же получившие приказ стрелять в беглеца матросы цели пока не нашли. — Ты бы, кстати, начал выдвигаться к форту. Ваську выловишь ну и…
— В развалины загляну, — догадался брат, пристроил камеру на камень, а сам занялся сменой магазина на Сайге-МК. С разрешенного странным нашим законодательством, десятипатронного, на тридцатку. — А сам в дровах покопаться не хочешь? Гы! Они, кажись высаживаться готовятся. Наземная операция намечается.