Андреевский крест - Страница 19

— И что же?

— О! Это много чего значит, любезный мой Михаил! Но в первую очередь, это означает, что там, под песком, закопана вторая Подкова! Подкова — выход, если угодно!

— И чего?

— Да то, Мишенька, что положить ее могли только люди! Там были или даже сейчас еще есть люди. Человеки!

Вот задницей же чуял. Хотел уже даже одернуть, придавить этого крикуна, чтоб не верещал на весь берег. Но нет. Не успел.

— Ничего себе у вас тут, бляха от ремня, цветомузыка!

Знакомый голос, знакомый акцент. Смутно припоминаемая рожа, и даже не удивлюсь, если конь точно такой же, как двадцать лет назад. Васька-пастух собственной персоной. В дымину пьяный, в сапогах и в мятом костюме-тройке. Нарисовался — хрен сотрешь.

Тут заговорили все сразу. Ирка шипела на детей, втыкая им за то, что пропустили приближение чужого к охраняемому объекту. Зря она так. Чего они роботы железные что ли? Естественно рты раскрыли на рукотворную радугу глядючи. Любаня с Натахой интересовались у Поца наличием в багажнике мерина спортивного инвентаря. Миха их не слушал, и на вопросы не отвечал. Рычал на туземца что-то до предела матерное и угрожающее. Леха обходил "гостя" с фланга, приговаривая по дороге, чтоб тот не беспокоился и больно ему не будет. Егорка рвал из головы жиденькие волосенки и вопрошал небеса о чем-то в стиле революционеров-народников. Типо: "что делать?" или "что нам за это будет?".

А вот мне вдруг стало весело. Я абсолютно точно знал, что делать. Больше того! Я даже обрадовался явлению этого "незванного татарина".

Васька тоже что-то лепетал. Причем хмель из него вылетал похоже вместе со словами. Сначала его язык заплетался, а сам ковбой пытался строить из себя гордого туземного воина. Этакого невозмутимого алтайского Чинганчгука. К концу же комедии, он уже снова стал обычным деревенским пастухом, попавшим в не то место, в не то время.

Подошел, погладил лошадь по длинной, остро пахнущей морде, взял за уздечку и, потянув, стронул животное с места. Повел к радуге.

— Сам посмотри, чего у нас тут, — весело воскликнул забеспокоившемуся "татарину", засовывая голову коняги в мыльный пузырь. Да еще наподдал ладонью по округлому крупу, когда показалось, что процесс перехода затягивается.

— Поехали, Вася!

— Полог, быстро! — рявкнул на растерявшихся Леху с Михой. И добавил Егору, когда сверток тяжело плюхнулся в траву на той стороне:

— Глуши патефон, братишка!

И наступила тишина. Целую минуту было слышно как шумит река в каменном русле и чирикают птахи в придорожных кустах. Я подвинул стул, сел, вытер испарину со лба и улыбнулся ласковому солнцу.

— А он там не это? — Ната прикоснулась двумя пальцами к шее, изображая вилку. Ласковая моя, добрейшая женушка и тут была в своем репертуаре.

— Да нет, — пожал плечами Егор, торопливо собирая артефакты с земли в спортивную сумку. — Ничего там такого… Песок, море, пальмы… Дождик вот только.

— Но нужно будет посмотреть через несколько дней, как там обосновался наш Юра Гагарин, — начал догадываться младший. То-то прежде чем сказать, мне подмигнул. — Жратвы ему там подкинуть, или шмоток.

— А если его искать станут? — прищурилась Ирка.

— А мы тут причем? — хмыкнул я. — Поищут и перестанут. Дикие места, дикие звери. А мы ничего не видели. Правильно, дети?

Шпана готова была согласиться с чем угодно, лишь бы не нарваться на наказание за "провороненного" нарушителя границы. А так даже лучше выходило. Не было туземца, так и ругать не за что. Опять же — зрелище того стоило. Не часто мальчикам доводиться видеть, как родители из земли радугу вызвали.

Все кончилось. Опасный свидетель отправился исследовать иной мир, Подкова сработала вне канавок, да еще и средний утверждал, что за порогом живут другие люди, а значит и для нас особой опасности нет. И можно было бы расслабиться. За пивком с шашлыками гонца заслать. Отметить, так сказать, испытательный полет. Но быстро выяснилось, что ни у кого кроме меня подходящего настроения не образовалось. Еще и паникерша эта, супруга нашего ученого, на мозги народу принялась капать. Мол, валить надо оседова, пока менты не явились глупые вопросы задавать. Дескать, брякнут наши малолетние "вороны" чего-нибудь не подумав, и возьмут нас всех под белы рученьки…

Я думал хоть старый боевой товарищ меня поддержит, но и он оказался предателем:

— Слышь, командир, — почесав затылок, предложил Миха. — Давай ка матрасы сворачивать, да и двигать потихоньку. Дома оно всяко лучше…

Ну, собрались. Поехали. Ночью уже, между часом и двумя, докатились до моей усадьбы. Она ближе была, вот я и соблазнил археологов душем и белыми простынями. Ах, да! Едва не забыл! В дороге, где-то между Бийском и Барнаулом, Егор вдруг почувствовал себя не хорошо. Упадок сил, температура, блестящие слезящиеся глаза. Ната моя переполошилась не на шутку. Заставила Ирку за руль сесть, а братишку накачала таблетками по самые уши. И, кажется, снотворное ему под шумок подсунула. Потому как всю оставшуюся дорогу больной благополучно проспал.

Зато нам с Лехой от начальника нашей полевой санчасти влетело по самые помидоры! Все-таки чудно у них, у медработников, голова работает, вот что я скажу. Тут же себе насочиняла каких-то страстей. Мол, Егорка ближе всех к порогу приближался, мог каких-нибудь вирусов нахватать, к которым у нас иммунитета нету. А вот то, что мы с мичманом полдороги обсуждали, какие стволы из моей обширной коллекции подойдут для вылазки в иной мир, ее будто и не касалось.

Короче, в одной из гостевых спален устроили карантин. Полусонных детей тщательно осмотрели, признали теоретически здоровыми, но к Егорке доступ для них временно ограничили. Ирка волновалась, но Тахе удалось каким-то своим, то ли женским, то ли медицинским способом ее успокоить. Улеглись, наконец. Утихли.