— Мы так и сделали, — снова согласился я. — Ну не тупее же она паровоза… Там, в бухте, он тырился вполне грамотно. С воды его до самого выстрела бы не увидели.
— Вот и я о том. Че делать будем, командир?
— Уступ в лево, — хмыкнул я. И подумал о том, что хорошо, когда все давно уже придумано до нас. И по-простому, так, чтоб последнему дебилу понятно было, расписано в Уставах. — Я тихонько по правой обочине в лесочке пробираюсь. А ты чуток позади, по дороге громко топаешь. И слушаешь. Скажу падай, значит падаешь и к правой же обочине катишься. Осознал?
— Оттож, — оскалился морской спецназовец. — Из нас двоих, ты — леший, я — приманка. Только ты там тоже поспешай. Время к ужину, а нам еще обратно топать. В темноте по незнакомой натуре не айс будет.
— Разберемся, — пообещал я. — На крайняк ломанем по компасу. А как на пляж выскочим, Поцу маякнем, чтоб подходил забирал.
— Вариант, — кивнул брат. — Ну, вперед?
Дважды щелкнул тактической гарнитурой и шагнул под деревья. И успел пробежать шагов пятьдесят, прежде чем в ухе раздался запрос на начало движения для приманки.
— Иди уже, — прошептал я. — И не торопись. Я тебя вижу.
Эх, мне бы тогда еще лохматочку мою любимую. Так чтоб со стороны казалось, будто зеленые мохнатые кочки сами собой от дерева к дереву перепрыгивают. И "Винторез". И отделение "летучих мышей" в полном обвесе… О чего было не помечтать? После пятого километра, лес фоном становится. Когда по следу идешь — только его и видишь. Если только не так, как я тогда — в поисках засады. Тогда-то оно конечно! Глаза во все стороны сразу смотрят, все мелочи подмечают. Уши на макушке. Редко кто способен долго без движения на одном месте сидеть. Мой старшина в армии говаривал, что, мол, люди — это такие большие мартышки. Пока в городах — что-то еще из себя корчат, сдерживаются. А в лесу, вся их обезьянья природа сквозь одежду просачивается. Суетиться начинают, лишние движения делают. Звуки издают. А лес все видит, все слышит, на все реагирует. Ты лишний, ты непонятный, ты чужой. В русских лесах мартышек не водится…
Вот и скользил я среди деревьев, как тень. Особо и не скрывался, будучи уверенным, что о приближении к врагам меня лесные жители успеют известить. Где обезьяна в кустах сидит, там птицы не поют и листья шепчутся по другому.
Дорога слева изгибалась, как змея, но в основном выдерживала направление на северо-восток. Мы прошли еще километр, а засады так и не встретили. Леха уже даже успел расслабиться. Поделился даже со мной сомнениями, а не лохи ли наши противники. Или первый таких ужасов второму наболтать успел, что оба теперь чешут от нас, ног под собой не чуя.
Ему, я брата имею в виду, хорошо было. Ему разговаривать можно. Хоть пой во все горло, или матом каждое встреченное по дороге дерево крой. Он и должен шум производить, внимание противника на себя отвлекать.
В общем, углядел я их. Не ожидал, что эти два козла такое место для нападения выберут. Неподходящее. Ладно бы на повороте, один с одной стороны дороги, другой с другой. Да так, чтоб сектора друг другу не закрывать и чтоб под дружественный огонь не попасть. А эти — на прямом участке колеи, да еще и рядом. Первый, он с ружьем и с красным поясом — трудно спутать, на корточки присел. У "базуки" его ствол тяжеленный, вот он на развилку куста его и пристроил. А руки дрожат — кусты трясутся. Новый враг — пояс синий. С пистолями — один в руке, второй за поясом. Так он вообще рядом стоял. Плечом о ствол дерева оперся, и головой крутил. Типа, вроде как скучно ему. Как такого не повеселить.
Пощелкал гарнитурой. Потом не удержался, и голосом команду быть повнимательней продублировал. Черт их разберет, мореманов этих, какие у них сигналы приняты. Еще мне не хватало, что брата из-за пустяков подстрелили.
Леха отсигналил, что понял, и затянул какой-то смутно знакомый марш. Пел, и ногами так топал, что у всех окрестных птичек-синичек культурный шок случился. Ну этого типо того, как когда звезд оперы на попсовом конкурсе в жюри садят. Те по полжизни дыхалку разрабатывают, дышать правильно учатся и ноты всякие горлом тянуть. И вдруг они слышат этаких длинноногих грудастых девочек-припевочек, которые из всех песен, только те знают, которые ночные кукушки на ушко продюсерам поют. Хи-хи…
А вот падлам, что на моего сына руку посмели поднять, песни старшего мичмана понравились. Они даже мнением каким-то обменялись тихонько. "Синий" и второй пистоль вынул, а "красный" ружье свое взвел и к плечу приложил. Только хрен вам в полный рост, а не тело моего любимого младшего брата! Я с пятидесяти метров из рогатки не промахивался, а уж из винтовки и подавно. Успел даже на первый-второй их разложить. Ствол вниз — раз, ствол довернуть и вверх — два.
— П-падай, — и начал считать. Раз, два.
Красный сразу мордой в траву клюнул — готов. А вот синий заверещал, как недорезанный поросенок и за дерево прыгнул. Надо же такому случиться, руку он не вовремя опустил. Как раз под вторую мою пулю.
Бабах!!! Это он не целясь, просто в мою сторону из пистолета своего стрельнул. Гром, дым, вопли. Я в полном офигении, лес в тумане. Война прям настоящая. Даже не знаю, чего бы я дальше делать стал, если бы не Леха. Вот вроде — здоровенный, как медведь. В плечах — полтора меня. А умеет быть быстрым, как молния. Как он из положения "лежа в обочине" до засады добежал, то одному Богу ведомо. Только следующий ход его был.
— Вот ты где, пидор, — и сразу следом грохот двенадцатого калибра. — Два двести, братуха. Вылазь. Чисто.
Ну чисто, так чисто. первого-то я точно снял, а со вторым мичман разобрался. Не мог же он с трех шагов промахнуться?! Чему-то ведь и мореманских спецназеров учат.